Патерик

Валаамские старцы

В конце 50‑х — начале 60‑х годов в результате хрущевских гонений на Церковь на всей территории нашей страны осталось менее двух десятков монастырей, причем в основном женских. Из мужских обителей, помимо нескольких в Белоруссии, Литве и Украине, в собственно русских землях в тот период действовали только Свято‑Троицкая Сергиева Лавра и Свято‑Успенский Псково‑Печерский монастырь.

Именно в Печорах находили себе тогда пристанище иноки, связанные с духовными традициями Оптиной, Вышенской, Макарьевской на реке Лезне и Глинской пустынь — ученики учеников знаменитых старцев. Печерские насельники смогли соприкоснуться и с живыми традициями валаамского монашества, когда в 1957 году к ним прибыли из Финляндии семь братьев Ново‑Валаамской обители (в 1939 году древний Валаамский монастырь был эвакуирован с островов Ладожского озера, оказавшихся после финской войны в границах СССР).

Это были: иеросхимонах Михаил, схиигумен Лука, игумен Геннадий (позднее трудился на приходском служении, где и скончался), монах Сергий и принявшие схиму уже в Печорах схимонах Николай (до схимы Борис), иеросхимонах Иоанн (до схимы Лавр), схимонах Герман (до схимы Гурий).

В памяти обители наиболее ярко запечатлелись духовные образы иеросхимонаха Михаила, схиигумена Луки и схимонаха Николая. Пройдет время, и, возможно, найдутся какие‑то иные исторические источники, которые помогут составить хотя бы краткие жизнеописания и других валаамско‑печерских иноков. В любом случае даже на основе имеющихся документальных свидетельств можно утверждать, что былые постриженники Валаама, став полноправными насельниками Псково‑Печерской обители, внесли в ее духовную сокровищницу и свой благодатный вклад.

Немало добрых слов, подтверждающих, в частности, значительную роль валаамцев в воспитании более молодых печерских насельников, сказано в воспоминаниях некогда псково‑печерского инока иеромонаха Кенсорина, которому в юные годы посчастливилось по послушанию заботиться о некоторых старцах (в последние годы он нес церковное послушание в качестве наместника Святогорского монастыря в Пушкинских, точнее Святых, Горах на Псковщине).

Как пишет отец Кенсорин:

«По  благословению наместника архимандрита Алипия в 1962 году я поступил на послушание к валаамским старцам. По поступлении моем на это высокое святое послушание мне пришлось ухаживать за тремя великими святыми старцами: схииеромонахом Михаилом, схиигуменом Лукой и схимонахом Николаем (Борисом). Кроме названных, были еще иеросхимонах Иоанн, иеромонах Сергий, иеромонах Геннадий и схимонах Герман. Эти были помещены в братском корпусе, а те, за которыми ухаживал я, помещались в Лазаревском корпусе.

Я посещал этих старцев еще до поступления к ним келейником. Когда работал я на пекарне, то всегда приносил им теплый свежий хлеб. Мне также приходилось часто исповедоваться у отца Михаила. Старцы меня знали хорошо, и очень радостно все приняли. Я был бесконечно рад этому новому послушанию и с любовию к нему относился. Входя на послушание, я чувствовал их молитву, и сердце как‑то наполнялось Духом Святым».

Отец Кенсорин объясняет ощущение благодатности престарелых валаамцев тем, что эти великие старцы путем непрестанных трудов, подвига молитвы, поста и послушания приобрели образ Божий:

«Я постоянно скорблю и сожалею, что мне больше не встречалось таких старцев, с которыми можно было бы поделиться, посоветоваться, облегчить свою душу. Может быть, они ушли из этой жизни, и нам уже никогда не дойти до их совершенства — нет тех условий, хотя и говорят, что Христос вчера и днесь той же и во веки...».

Особенно много валаамцы дали отцу Кенсорину именно как духовные руководители, поддерживая его на пути очищения его души. Он особо подчеркивает это в своих записках:

«Я лично считаю, что жизнь в монастыре без духовного руководства, без контроля над собой, бессмысленна — не будет духовного совершенства; это будет только название монастыря... А святые Отцы говорят: монах без Иисусовой молитвы — черная головешка. Для этого нам даются четки, ибо четки являются мечом духовным. А чтобы научиться молитве Иисусовой, нужна чистота сердца, а ее приобрести можно только путем смирения, путем послушания и путем откровения помыслов старцу. Я постоянно думаю: как это можно жить в монастыре без старцев? Я лично, живя в монастыре, ежедневно посещал отца иеросхимонаха Симеона, старца иеросхимонаха Михаила, схиигумена Луку, схимонаха Николая и постоянно открывал им свои помыслы, когда можно было (кто был посвободней), поэтому я посещал всех. Не мог один уделить мне столько внимания, сколько мне для этого требовалось. И они все, конечно, принимали меня с любовью, и я мог в то время, при откровении своих помыслов, спокойно жить в монастыре. И святые Отцы говорят: для одних монастырь — это рай, а для других — это тюрьма! Так же говорил часто мне и мой старец — отец Никита».

Смиренный ученик старцев, отец Кенсорин, сожалея об их уходе в вечность, замечает:

«Жаль, конечно, таких великих старцев‑подвижников, которые служили нам примером в нашей повседневной жизни, ибо, взирая на них, мы могли наглядно видеть людей, о которых нам пишут в житиях святых. Когда мы читаем об их жизни, как‑то трудно укладывается в нашем сознании, нашем воображении, что они совершали подвиги выше сил человеческих. Конечно, не они совершали, как говорит праведный о[тец] Иоанн Кронштадтский, но благодать, живущая в этих людях. Конечно, это благодать Духа Святого, живущая в них, укрепляла их. Их молитвы, конечно, очень сильны пред Богом».

...Как‑то, снимая киноленту о Валааме «День поминовения», создатели фильма спросили отца Кенсорина о его впечатлении от общения с валаамскими старцами, с тем чтобы ответ инока прозвучал на экране. Он тогда почтил их память особо благодарными словами:

«Это невозможно передать. Даже нет слов передать. Вот представьте себе — как слепому невозможно красоту природы рассказать, так не могу всех этих чувств... выразить своими словами. Старцы, духовные лица, — это соль земли. И вот эти старцы — были путеводителями: они берут как бы за руку свое духовное чадо и ведут ко спасению. Вот в этом — весь секрет. Это значит — не только сами спасаются, этого мало... Я прихожу к такому убеждению, что если монашество рухнет, то мир без монашества не сможет существовать».